Кривая усмешка.

- Ещё один вопрос, - Бекшеев поднялся. – Ниночка знала о вашей болезни?

- Понятия не имею. Я ей не рассказывал точно, но… иногда мне кажется, что она настолько вошла в нашу с мамой жизнь, что… хотя свадьбы не будет.

Одинцов обрадуется?

Или не особо.

- В конце концов, если всё выплыло, то… смысла в этой свадьбе нет. Зачем портить жизнь девочке…

Бекшеев покачал головой и тихо произнес:

- Боюсь… поздно.

- Отказываться от свадьбы?

- Скорее уж опасаться… жизнь вы уже испортили.

- Оправдываться не стану.

Кто от него ждёт оправданий. Я посмотрела на Бекшеева, тот качнул головой: стало быть, есть что сказать, но не здесь…

- Но показания или что там вам ещё нужно, я дам…

Анатолий тоже поднялся.

- А вы куда собрались? – Захар махнул рукой. – Садитесь. Вы у нас тоже тут задержитесь… хочу кое-что глянуть… считайте, на медосмотр. Но карта ваша нужна будет. Есть кого послать?

- Боюсь, мама будет против…

Я прикрыла дверь. Конечно, не та преграда и будь у меня желания, я бы услышала каждое произнесенное слово. Желания не было.

- Что? – тихо спросила я Бекшеева.

- Это Ниночка травила сестру…

Надо же. И почему я не удивлена.

- Она её и убила, получается?

- Не думаю, что она хотела убить. Точнее оговорилась, что хотела лишь выдать её за больную. Зная одержимость Каблуковой наследником, старалась, чтобы помолвку расстроили. И ей кто-то помогал. Кто-то, кого она знала. Полагаю, Ниночка подменила препараты Надежды… и та стала чувствовать себя хуже. Возможно, она дала какие-то другие, но… пока она не придёт в себя, подробностей мы не узнаем.

- А змея?

- А вот змея… сомневаюсь, что это её рук дело. Тем более она знала о романе сестры, а этого уже хватило бы, чтобы разрушить свадьбу. Зачем убивать? Надежда и сама не стала бы цепляться за Каблукова… нет, здесь другое. Или совпадение, или другой человек.

И мы даже знаем, какой именно.

Оба.

Но…

- Эй, - окликнул Тихоня. – А про меня вы не забыли?

У ног его сидела Девочка, радостно скалясь.

- Я тут тоже кой-чего разузнал… Так… тебе бы переодеться, - он ткнул в меня пальцем.

Знаю.

Одежда успела подсохнуть, да и особых неудобств я не испытывала, благо, день снова выдался не по-осеннему жарким. Но вид у меня ещё тот.

- И тебе бы шеф… шеф, не обижайся, но ты выглядишь так, будто того и гляди в пациенты угодишь…

Мы переглянулись и Бекшеев задумчиво произнес:

- А это мысль…

- Ага, и я вам скажу, что ещё какая… я тут Захару шепнул, чтоб Ниночку с Зоей вместе положили? Что вроде как приглядывать за ними сподручней. – Тихоня прищурился. – А вас в соседней… ну, что поплохело вам после нынешних подвигов?

Бекшеев поморщился, поскольку представлений не любил. Но всё же кивнул.

Правильно.

- И сонное зелье вам пропишут… для хорошего сна. А пока…

Бекшеев вздохнул и, схватившись за грудь, закатил глаза. А заодно уж начал заваливаться на бок, издав при том тяжкий стон.

- Не переигрывай, - шепнула я, подхватив князя. И громче заорала: - Врача…

В палате было светло и чисто. Из приоткрытого окошка тянуло ветерком, и он шевелил выцветшие занавесочки. Бекшеев лежал в постели ровненько и руки на груди скрестил.

Захар хмурился.

И Милочка тоже. И я вновь отметила, до чего похожи они, не внешне, этим вот неодобрительным выражением лица. И сомнением.

И растерянностью.

- Хорошо… что от нас требуется?

- Сделать так, чтобы ночью вас тут не было, - ответил Бекшеев. – И Ярополка тоже.

- Его я уведу, - сказала я, опустившись на соседнюю кровать. Та заскрипела и слегка прогнулась. – Скажем, заявлю, что нужна эксгумация трупа…

- Сложно, - покачал головой Бекшеев. – Что-то более понятное надо и загадочное.

- Обряд? На кладбище? – Тихоня стоял, опираясь на подоконник.

- Обряд, - князь привстал и подавил зевок. – Скажем… допросить… кого там?

- Самусеву, - подсказал Тихоня. – Пелагею. Я как раз сегодня у них был.

Он скривился и тихо добавил:

- Потом… там всё… в общем, скажем, что специально ездил за крестильной свечой и родственной кровью… и что мне дали. Благословили обряд провести. А для него тело надо. Скоро полнолуние. Тело надо выкопать ночью…

Бред.

Но не меньший, чем святая вода и крест на стене.

Поверит? Должна бы.

Некроманты в глазах людей на кладбища только глубокой ночью и ходят.

- Только надо как-то…

- Я буду возмущаться, - произнесла Милочка устало. – Громко… потом… мы с Захаром поругаемся? И я убегу… в расстроенных чувствах.

- А я попрошу принести мне чаю. Скажу, что устал очень… но вы уверены?

- Нет, - ответил Бекшеев.

И я согласилась: мы не уверены. Ни я, ни он. Потому и затеваем эту игру.

Опасную.

И…

- Просто как-то вот… не укладывается в голове, - призналась Людмила.

Ну, это с непривычки.

- Скажите, - Бекшееву надоело лежать смирно. – А ваша бабушка… что вы знаете о ней? О её работе?

- Честно говоря, немного. Они с мамой постоянно ругались. Мы и жить вместе стали только после того, как бабушка заболела… надорвалась. Она была хорошим целителем. Идейным… а мама её идеи не разделяла. То есть разделяла, но не так радикально, что ли. Она… скажем так, она не была согласна с бабушкиным решением сделать здесь госпиталь, - Людмила огляделась. – Я не помню это место другим… к моему рождению всё было вот так… или почти так. Ремонт мы всё же делали.

Она неловко улыбнулась.

- Но… мама как-то упрекнула, что мы могли бы жить лучше… много лучше… что гостиница, в отличие от госпиталя, хотя бы доход приносила. Бабушка же считала, что человек способен обойтись малым. Что два платья – этого довольно. А третье – излишество, не говоря уже о праздничных нарядах. Или вот посуда… у нас в доме была самая простая, алюминиевая. Уже после бабушкиной смерти мама купила фарфоровый сервиз. И плакала… помню сидела и плакала. А я не очень понимала, почему. Извините, вряд ли это к делу относится…

Людмила неловко пожала плечами.

- Вы не подумайте. Дело не в скупости… наоборот. Бабушка… она жила, чтобы служить людям. Отдавала всю себя. Горела… и от нас с мамой требовала того же.

- Но прислугу держала?

- Вы про бабу Жору? Извините, я имени её не вспомню сейчас… а вот саму её – прекрасно… такая вот… некрасивая и злая женщина. Почему – даже не скажу. Она всегда была злой. Недовольной. И раздражалась… но просила за работу мало. Хотя и делала её из рук вон… а что до бабушки, то она полагала, что быт вытягивает силы, которые она может потратить с куда большей пользой… в общем, это был разумный компромисс. Кроме того баба Жора помогала ей на дому с некоторыми…

- Операциями?

- Да. И с ними тоже… я так думаю. Я ведь была не особо взрослой… и не всё видела, не всё замечала.

- А ваша бабушка принимала на дому?

- Знаете, странно вот так оглядываться назад, - произнесла Людмила с некоторым удивлением. – Кажется, что всё-то ты знаешь, что всё… помнишь? Что оно обычно и так… а оказывается, что не знаешь и не так уж и помнишь. И вообще сложно сказать, помнишь ли ты на самом деле или это придумал так прям сейчас. Хотя… кабинет у неё был. И помню, она выговаривала маме, чтобы та не смела соваться… а ещё они с мамой ругались.

Она наморщила лоб.

- Сейчас…

- Не торопись, - проворчал Захар. – Вечно она спешит, спешит…

- Да… мама обвинила бабушку в лицемерии… в том, что она берёт деньги с пациентов, а сама говорит, что целитель обязан даром делиться бесплатно. Ну, то есть не требовать больше, чем положит государство.

- А бабушка?

- Бабушка сказала, что жизнь не так проста… и что с одних не убудет, раз уж они не хотят идти официальным путём, а вот другим с того прибавится. Что эти деньги она отдает нуждающимся. И тут я верю. Она всегда и всё отдавала… кстати…