Что он успеет.

Все они успеют.

Бекшеев, сунув артефакт в вырез платья, поднялся и кое-как подхватил девушку на руки. Главное, не упасть тут. Нести недалеко.

Пара шагов.

Раз.

И два. И справится он. Не настолько бессильный. Донесет. И Ниночка… это явно не болезнь, это отравление… но кто и когда?

Зоя?

Нет. Она не приближалась. Разве что цветы передала. Можно ли отравить, передавая цветы? Повод… Неприязнь этих двоих друг к другу очевидна. Но это лишь неприязнь… ладно, то, что Зоя ребенок, это не аргумент… давно не аргумент… однако… могла ли?

Прикосновением?

Оно и секунды не длилось. Да и сложно сказать, касалась ли Зоя Ниночкиной руки. Чай пить… чай Ниночка пила бы не с Зоей. Сомнительно, чтобы она вообще приглашала Зою в гости. А отравили… когда отравили? И чем?

Машина остановилась в трех шагах.

- Давайте, кладите её… - за рулем была та же женщина. – Боже мой милосердный… что это делается… что…

Она причитала, но причитания не мешали женщине уложить Ниночку.

- Садитесь за руль, - велела она иным, строгим тоном. – Я не слишком хорошо вожу.

Бекшеев не лучше, но…

Надо успеть.

И Зима…

Проклятье! Как он не любил разделяться… но варианты? Нет вариантов.

- Я его люблю, - раздался в тишине голос Ниночки. – Я его всегда любила! А ты лгала… лгала-лгала… собиралась… он все равно будет мой! И только мой. Никому не отдам. Слышите? Никому!

Глава 33 Змеиный след

Глава 33 Змеиный след

«Траве – цветы, к земле – вода, к норе – змея. Ты, полевая, луговая змея, ползи поскорее отсюда, не трогай взрослых и детей. А если не послушаешься моих слов, земля тебя не отпустит, а солнце не нагреет»

Заговоры от сибирской ведьмы Аниции

Крик я услышала.

Далекий.

Такой протяжный, словно птичий. И кто другой, возможно, спутал бы. Или вовсе бы не услышал, как не услышала Мария Федоровна. Но я повернулась.

- Извините, - сказала женщине. – Там кричали…

А потом, не дожидаясь ответа, бросилась туда, на голос.

Страх подгонял.

Кричали в той стороне, куда ушли Бекшеев и Зоя. При Бекшееве револьвер, но он же ж непривычный… пока вспомнит про него.

Пока…

Тропа скользнула под ноги. И тело изменилось само, легко, почти без боли. В нос ударили запахи, выстраивая дорогу. След я взяла с легкостью.

Бекшеев…

Его туалетная вода повисла полупрозрачной нитью. А вот от Зои пахло потом и еще чем-то… неприятным… будто болезнью какой-то? Неуловимо. И я-человек этот запах пропустила.

Надо будет…

Спешить.

А с остальным можно и позже разобраться. И я спешила. Уже понимала, что не успеваю… река. Вода размывает запахи, наполняя их иными, волглыми, тяжелыми, что туман.

Они переползали, мешались друг с другом…

И все же дорога выходила к мостику. И вела на ту сторону… там я тоже уловила оба запаха – Бекшеева и Зои. Они плотно переплелись – не собьешься, не потеряешь. Правда, в какой-то момент запах Зои стал ярче. И я остановилась.

Свежее.

Гуще.

Значит… значит, она возвращалась.

Одна?

Почему? Бекшеев отпустил? Или что-то произошло… выстрелов не было. Но так бы он одного ребенка – а Бекшеев считает Зою ребенком – в жизни не отпустил бы… но… и если она возвращалась, то почему я её не встретила?

Я прошла выше, убеждаясь, что догадка верна. А потом заставила себя вернуться по следу. Медленно, чтобы не пропустить чего-то… момента, когда свежий запах исчезает. Ага. Она здесь… свернула? Именно. Чуть ближе к реке зеленой стеной вытянулись заросли крапивы и дудника, а чуть дальше начинается та же стена, но малинника. Продираться через такую – сомнительное удовольствие. А вот левее… здесь стена не такая плотная… даже совсем неплотная, зато вовсю разрослась мята. И характерный аромат её перебил запах Зои.

Но она свернула.

Вот обломанные стебли. Теперь, когда я присмотрелась, след становился очевиден. И мне… туда? Зоя шла одна… Бекшеев? Остался? Нет, следов волочения не вижу, да и не проходил он. Значит… значит, разберусь позже. Я ступила даже не на тропу – на тень её, проложенную человеком. А ведь ходили здесь не раз и не два, вон, мхи вытерты, и травы здесь растут пониже. Впрочем, тропа могла быть и звериною, хотя… не важно. Главное, что Зоя здесь шла. И в сторону. А потом вверх? К усадьбе Пестряковых? Зачем так, стороной? Хотя… она прошла недолго.

Стон.

И скрип.

И все-таки стон заставляет меня свернуть со следа. К реке… и с каждым шагом она ближе. Снова потянуло влажностью, сыростью. А потом я увидела её: женщина сидела, прислонившись к стволу березы, схватившись за голову, и подвывала.

Жалко так.

Меж пальцев её текла кровь. И красные струйки растекались по лицу, превращая его в уродливую дикарскую маску.

- Зиночка? – я и узнала её не сразу. – Зина? Что…

- П-помогите… - и Зиночка узнала меня не сразу. Подняла взгляд. ойкнула и поползла прочь, к воде, правда, утратив опору, завалилась на спину, перевернулась, нелепо взмахнув руками.

- Это я, - я заставила себя стать человеком. Ненадолго. – Зина, видишь? Это я. Зима.

В её глазах был ужас.

И все-таки.

- Что случилось?

- Н-не знаю… я… шла… а тут… Зоя… в слезах… я к ней… успокоить. Спрашиваю, что… а потом она вдруг закричала. И так больно! Больно!

Зиночка посмотрела на свои руки и закатила глаза.

- Стоять, - я легонько ударила её по щеке. – Где Зоя?

- К-кровь…

Зиночка заворожённо уставилась на свои руки.

- Кровь… это кровь… я умру.

- Не умрешь, - я заставила её наклониться. – Просто рассечение небольшое.

- Голова…

- Болит? Пройдет. Может, сотрясение…

Рваная рана была небольшой, но крови натекло изрядно.

- Зоя где?

- Не знаю! У меня кровь! Кровь у меня!

- Сиди, - рявкнула я и осмотрелась.

Зоя… она ударила Зиночку? Если так, то зачем… почему? Вряд ли… надо след.

След был.

И вёл он к реке.

- К-куда, - Зиночка попыталась вцепиться мне в руку. – Там… нельзя… там омут… Чёртов омут!

Речушка текла.

Тихо так.

Твою же ж…

- Потонешь! Нельзя…

Надо. Я высвободилась из цепких Зиночкиных рук и тряхнула её, пытаясь достучаться до разума.

- Иди… в усадьбу. За помощью. Слышишь? Давай! Бегом!

И в спину подтолкнула.

Зиночка же, отступив, развернулась и, держась обеими руками за голову, побежала к дороге.

- Помогите… - голос её потонул в шуме леса. – Кто-нибудь, помогите…

Я молча скинула ботинки. Раздеваться? Да… время только терять. И след меж зарослей виден, отчетливый такой… свежий.

Зоя…

Твою мать же ж…

Ноги ушли в воду и я едва не подскользнулась. И тело снова изменилось. Нелюдью в определенные моменты быть проще. Мы… более живучие.

Зоей здесь… да, пахло, пожалуй, хотя вода не любит запахи и этот настолько слабый, что, если не искать, то и не найдешь.

Дальше.

Стена рогоза оборвалась внезапно, и ноги мои ушли в зыбкое мягкое дно. И снова равновесие удалось удержать едва ли не чудом.

Правда, не надолго. Следующий шаг и нога моя провалилась в темную ямину, а следом и я сама, как была, нырнула под воду с головой. Та вдруг показавшаяся ледяною, хлынула в рот и в нос, и в уши тоже, заставляя давиться. Тело дернулось, спеша выбраться из ловушки. И я, пробив водяную пленку, вынырнула, чтобы вдохнуть воздуха.

Стало быть, Зоя там?

Чёртов омут. Ямина у берега? Случается. Реки коварны, даже такие, с виду невзрачные.

Я держалась на воде легко. Огляделась… слева и справа река раскинулась широким плесом, но там проглядывало дно, и ничего-то, хоть как-то похожего на тело, не было.

Течение здесь тоже не то, чтобы тело отнести.

И надо…

Нырять.

Ненавижу нырять.

И такие вот мутные зеленые речушки… вода стирает запахи, и даже измененная, я чувствую себя слабой, беззащитной.